Запрещённая экономика. Как Россия неожиданно стала Латинской Америкой
moreknig.org/dokumentalnaya-literatura/publicistika/249258-zapreschennaya-ekonomika-chto-sdelalo-zapad-bogatym-a-rossiyu-bednoy.html

В XIX веке практически все колонии Нового Света получили
формальную независимость от Испании, но тут же
превратились в фактические колонии промышленных
лидеров Европы и Соединенных Штатов. Страны, обладавшие
колоссальными запасами минеральных и сельскохозяйственных
ресурсов, казалось бы, имели все предпосылки
для того, чтобы купаться в роскоши. На деле Латинская
Америка стала территорией социального бедствия, постоянных
военных переворотов, дефолтов и общей экономической
отсталости.

В колониальные времена Латинская Америка переболела
тяжелейшими лихорадками: изумрудной, золотой и серебряной.
Потоки драгоценностей уплывали в Европу, обогащая
кого угодно, но только не тех, кто их непосредственно
добывал. В эпоху «независимости» прибавились новые болезни:
«сахарная», «кофейная», «каучуковая», «фруктовая»
и ряд других.

Латифундия, по-русски говоря — поместье, стала символом
и проклятием значительной части Нового Света.
Крупные сельскохозяйственные предприятия обеспечивали
огромные прибыли владельцам-латифундистам на фоне
чудовищной нищеты всех остальных. В Латинской Америке
с издевательским постоянством разыгрывалась одна и та же
трехактная пьеса.

Акт первый: появляется источник сверхдоходов, например
сахарный тростник. Все силы и средства сразу же
бросаются на его возделывание. Каждый клочок земли,
пригодный для выращивания тростника, отводится под эту
культуру, в ущерб всем остальным.

Экономика тут же выстраивается по принципу: «продадим
сахар, а все остальное купим на мировом рынке». Это
правило распространяется даже на продукты питания, которые
импортируются и продаются в лавках тех же латифундистов.
Колоссальные прибыли идут на сверхпотребление
олигархии, строятся дворцы и театры, в которых выступают
мировые звезды. Особо одуревшие от денег сеньоры раскуривают
сигары крупными купюрами. Латифундист не
вкладывает деньги в другие сферы. Зачем? Есть же сахар,
и он дает наивысшую прибыль.

В Европе и США закупается абсолютно все, вплоть до
конфет, которые сделаны из латиноамериканского сахара.
Ясно, что в таких условиях неоткуда взяться местной
промышленности. Латифундия использует практически
бесплатный труд людей, которым платят ровно столько,
сколько хватает на скудное пропитание. Причем продукты
батрак покупает в магазине латифундиста, который таким
образом повторно грабит работника.

Акт второй. Земля, отведенная под монокультуру, быстро
истощается, чтобы восполнить ее убыль, вырубаются
леса, освободившиеся участки вновь отводятся под тростник.

И наконец, финальный аккорд: цены на сахар падают,
экономика оказывается банкротом, а тростник оставляет
за собой пустоши ни на что не пригодных земель.

Тем не менее судьба дает новый шанс. Кофе и какао.
И что вы думаете? Может быть, сейчас латифундист опомнится
и сделает выводы из прошлого печального опыта?
Ничего подобного. Все повторяется в деталях, вплоть до
закупок шоколада в Европе, сделанного из латиноамериканского
какао! История знает и другие примеры фантастических
взлетов и столь же оглушительных падений. Каучуковый
бум является хрестоматийным случаем. Менее известна
хлопковая лихорадка, но ничего принципиально нового не
случилось и здесь. Сырье уходило за границу, а потом там
же закупались ткани, сделанные из этого же самого хлопка.
Сверхприбыльные отрасли порождали нищету миллионов
и надежно препятствовали возникновению собственной
промышленности.

Такое впечатление, что сам черт заставил бегать Латинскую
Америку по дьявольскому кругу. Но отбросим
мистику и зададимся вопросом: почему? Всем ясно, что
наивысшую прибыль получает не страна-экспортер сырья,
а страна-промышленник, которая делает конечный продукт
и потом сбывает его как раз тому, кто и поставляет сырье.
Протекционизм (по-русски — защита, покровительство) —
залог промышленного развития страны и ее процветания,
так неужели до олигархов не доходила простая истина? Разумеется,
они не были глупцами. Напротив, эти люди обладали
мертвой деловой хваткой и прекрасным образованием,
полученным в лучших университетах мира. Всё они видели
и всё прекрасно понимали. Так в чем же причина такого
странного поведения?

Алчностью это не объяснишь, как раз наоборот именно
алчность и должна была бы их заставить развивать не экспорт
сырья, а собственное производство. Это же доходнее,
тем более что латифундия опиралась на почти бесплатные
рабочие руки, а до этого и вовсе на даровой труд рабов.
К людям относились как к расходному материалу: выжимали
их до предела и равнодушно смотрели, как они умирали,
далеко не дожив до «пенсионного» возраста. Разумеется,
пенсии не полагались, не полагалось никакой социальной
защиты, отпусков, и даже воскресенье долгое время было
рабочим днем. С таким низким уровнем издержек, при
таком невиданном обилии разнообразного сырья можно
было бы развернуться и превратить Латинскую Америку
в промышленного гиганта. Но не тут-то было.

Еще задолго до того, как Испания и Португалия потеряли
свои колонии, Латинская Америка превратилась в рынок
сбыта фабрично-заводской продукции европейских лидеров
и в первую очередь Британии. В свое время англичане
поднялись на том, что ввели у себя в стране жесточайшие
протекционистские порядки. То есть взимали высокий налог
на импорт промышленной продукции, стимулируя одновременно
закупки сырья и экспорт своих готовых товаров.
В те годы Испания и Португалия почивали на лаврах. Из колоний
они выкачивали золото и серебро, а их собственный
рынок был открыт для соседей. Английские и французские
товары убивали испанскую и португальскую промышленность,
но пока колонии обеспечивали бесперебойный поток
драгоценных металлов, можно было жить, и жить (в смысле
потреблять) неплохо.

Хотя формально метрополия обладала монопольным
правом торговать со своими колониями, фактически ис-
панцы и португальцы превратились лишь в посредников,
ставящих свое клеймо на иностранных товарах и переправлявших
продукцию далее в Латинскую Америку. Кроме
того, существовала широчайшая контрабандная торговля,
пресечь которую испанцы и португальцы не смогли. А если
уж метрополии, Испания и Португалия, не защитили свой
рынок и постепенно теряли свое производство, то где уж
этого ожидать для колоний? Таким образом, на момент
обретения независимости промышленность Латинской
Америки была очень слабой. С самого начала она не могла
конкурировать с мировыми лидерами.

Единственный выход: поставить на пути импорта заграждение
в виде пошлины, фактического налога на иностранную
продукцию, как это сделали в свое время англичане, как
это сделали позже немцы, а затем и североамериканцы. Это
понимали все, разумеется, понимали и европейцы. Они развились
под защитой сурового протекционизма и только потом
взялись рекламировать принципы свободной торговли.
Но пропагандой дело не ограничивалось. В ход пошло всё:
подкуп чужих элит, в первую очередь военных, спонсирование
войн, переворотов, навязывание кабальных договоров,
предоставление займов под высокий процент и так далее.

В Латинской Америке регулярно появлялись лидеры, которые
пытались вводить протекционизм, пытались покончить
с властью латифундий и зависимостью от монокультур.
Но с той же самой регулярностью их свергали. После
чего в президентское кресло садился человек, отменявший
протекционистские (покровительственные) ограничения
и заодно раздававший иностранцам выгодные концессии по
символическим ценам. Военные режимы, так называемые
хунты, служили латифундии: сгоняли крестьян с земель,
превращая их в экономических рабов, и расстреливали тех,
кто пытался протестовать.

В конечном итоге сами латифундисты служили США
и Европе, получая за это сравнительно небольшой процент
от прибылей. Но поскольку доходы исчислялись астрономическими
величинами, то даже малой их доли хватало на
безумные кутежи и запредельную роскошь.

К чему я это все говорю? А к тому, что на заре рыночных
реформ в России конца 1980-х — начала 1990-х годов печальный
опыт Латинской Америки был прекрасно известен
всему миру. Отлично его знали и в СССР, где о неоколониализме
выходили горы литературы. К чему приведет отмена
протекционизма, было известно заранее. Промышленность
не появляется в результате действия свободной рыночной
стихии и участия в мировой конкурентной борьбе. Это
было доказано на опыте множества стран. Капитал тут же
утекал в немногие прибыльные сферы, а вся остальная экономика
гарантированно уничтожалась.

Весь латиноамериканский механизм воспроизвелся
в России до мелочей, порой трагикомичных. Латифундисты
выписали как-то великого Карузо, который пел для них
в сельве, ну так и не менее известный Паваротти в 1997 году
выступал с концертом в Москве, а спустя всего лишь год
нашу страну потряс финансовый кризис. По злой иронии
судьбы, спасать от дефолта тут же пригласили аргентинца
Доминго Кавалло, но реально спасли нашу страну от экономического
и социального хаоса Примаков и Маслюков.
А когда они справились с тяжелейшей задачей, то их отправили
в отставку, и Россия вернулась к тому же самому
курсу, благо цена на «сахар, какао и каучук», то есть нефть
и газ, пошла вверх.

Когда российская «монокультура» дешевеет, сразу начинаются
разговоры о кризисе, о том, что пора затянуть
пояса, начать экономить, сокращать расходы и пр. Но ведь
Россия — это континент. Казалось бы, как может целый
континент с его несметными богатствами заниматься подсчетом
копеек? Впрочем, нынешнее наше состояние — это
типичная неоколониальная ситуация, так что удивляться
не приходится.